Глухая летняя ночь. По-домашнему мерно стрекочут цикады.
Испуганные тучи несутся прочь, к горизонту.
Всё, как обычно.
Море, как чёрный кофе во тьме, видит лишь обоняние.
Степь охлаждает тёплый напиток лёгким дуновением бриза.
Всё, как обычно.

Она негромко читает стихи.
Нельзя смотреть на влюблённых.
Кто посмотрит – тот будет несчастлив.
А скоро поезд равнодушно
сбросит за спину тяжесть первых километров потери.

Вселенная сжалась до конической колбы под штативом ночного светильника.
Словно подводная фара, он роняет сноп негреющих лучей.
Но они оживляют невидимые раньше создания и не кажутся холодными в ту ночь.

Островок нашей скамейки, как батисфера,
раскачивается на тонких нитях искусственного света.
Ртутный блик фонаря горностаем носится в каштане её волос.
Сейчас – серебрятся виски.

Той седине много веков!

Сколько же лет тебе? Двести, триста или тысяча?
Твоя голова – тяжелее всех фолиантов! – полна ужаса войн.
Ты желаешь забыться, сбросить непосильный балласт
и невесомым аэростатом взмыть в стратосферу.

Но цепкая память тебя прижимает к земле десятком причальных канатов,
не даёт оторваться, заставляя снова пройти по анфиладам минувших веков.
Ты видишь отражения костров в глазах у Коперника, у Бруно Джордано...
И, подняв голову, снова видишь эти костры – то пламенеют сердца
тех мечтателей в скоплении Свершённой Мечты!

И тогда, забыв про сковавшую тяжесть,
ты серебряной птицей летишь открывать просторные дали.

Глухая летняя ночь, а в душе играет светлая музыка.
Гармония аккордов, гармония бывшего и грядущего.
Единство человека и звёзд...

Изумрудная искра коснулась каштановой пряди.
Не насекомое! Высокая звезда-эквилибрист
сорвалась со своей невесомой трапеции...
Но задержалась в спасительной сети страховки!

Упоенье сапсана в пике затяжном и красоты высот голубых,
словно ракетоноситель, возносят мечту о заоблачном старте в зенит.
Мечта, что была окислителем в баках, рвётся из сопел раскрепощённой!!
Для бинокуляров твоих глаз – недоступного нет.

И, хоть ты видишь всё и знаешь всё,
ты не можешь устать удивляться жучку – крохотной звёздочке,
что сняла с головы...

В выхлопном мареве жутко колыхалась толпа.
Близкая резина тягучего асфальта опаляла битумом.
Стереоколонки хлестали гейзером модной какофонии.
А память настойчиво возвращала в ту околдовавшую меня ночь.

Обдав город хрустальным перезвоном,
Снова исчезал звёздный экспресс,
Окутанный сполохами сиреневых искр,
В ореоле беспокойной тоски.

Нацелившись в глаз, зияло дуло проспекта.
Пьянея от ядовитого дурмана, бездушный курок светофора
выстреливал унции автомобильной дроби.
Огрызаясь на людей бросалась механическая свора.

Людским прибоем меня швыряло о парапеты прилавков,
увлекало в бетонные норы неодушевлёнными змеями эскалаторов.

Покружив, городская толчея забросила меня в цветочный магазин.
Оазис в многолюдной пустыне хаоса, наполненной грохотом...
Диковинные экзотические цветы напоминали вытащенных глубоководных рыб.
Цветы задыхались, схваченные удавом неволи.
К ним тоже подкрадывалось липкое щупальце многолюдья.

Но всем было безразлично. Надо было спешить...
И я снова бросаюсь в жестокую мельницу города,
на острия жерновов, торопясь за бесконечным мгновением,
мелькнувшим однажды в ночи...

Разве можно поспеть за мгновением?..

...Потом была новая встреча, еще более мимолётная, последняя.
Она возникает яркой вспышкой, внезапно.
Именно так полагается являться звёздной гостье.
Вновь задаю я немой вопрос.
И не могу угнаться за тревожным спринтом сердца,
отбивающего такт метеорного полёта.

Сколько лет тебе?
Ты юна, как нейтрино, чья жизнь быстротечней секунды.
Как квантовый луч, прорезающий мрак...
А сколько живёт этот луч?

Тысячи лет несутся в пространстве зарницы далёких вселенских пожаров.
И каждую малую долю секунды, как кинозатвор,
они вырывают из гобеленов Полярных сияний причудливо яркий лоскут.
И в каждой новой секунде запечатлён новый кадр бесконечного фильма
о бесконечном, словно спираль ДНК, процессе Познания.

Поезд незаметно остановился.
За окном – моментальное фото лавины! – застыли вагоны
скоротечного ночного экспресса, застоявшегося у перрона
в напряжённой готовности снова кинуться в темь,
сквозь дуги быстрых огней, навстречу далекой весенней заре.
Находя минутное забвение в оглушительном беге,
спугивая невысказанную горечь разлуки мучительным криком.

Оконное стекло напоминало прозрачный слой льда на промёрзшей реке.
Я прижимаюсь к нему и, как на застывшую молнию-рыбу,
гляжу на экспресс, что выхватил миг бесконечный у звёзд.
И я нахожу ответ на постоянно мучивший меня вопрос.

Что-то скрипнуло в ночи.
Подобно ременной трансмиссии, двинулся унылый путь.
Теперь я знаю, сколько лет тебе.

Локомотив набрал скорость и буднично потащил вагоны на север.
В тот час и я умел помнить и знать, видеть и понимать,
умел удивляться и верить в мечту.

Нелёгкий путь казался бездонной шахтой,
куда неотвратимо падала клеть моего вагона.
Мелькали забои станций, горизонты перегонов,
продолжало расти расстояние между нами.

И я понял тогда:
ты – ровесница мне. Может, немного моложе.

Било в глаза многоцветие октябрьского клёна.
В окно врывались струи холодного воздуха – предвестники долгой зимы.
Над городом, над клёнами висели прижатые к земле тучи.

Но за ними, я знаю, продолжают всё так же сиять Вечные огни,
словно баллисты, лопаться голубые гиганты,
стремительными брызгами срываться вниз высокие звёзды.
И память продолжает нести меня на гребне той звёздной ночи.

Или она лишь вспоминается звёздной?..

Мы сидим и молчим, нам не о чем говорить.
Мы знаем всё друг о друге.
Остались мелочи.
Но кого волнуют мелочи?

Так многое каждый должен сказать в ту ночь,
а времени осталось так мало!
Нельзя опаздывать на поезд, поезд не ждёт.

Мы сидим на краю скамейки, уходящей в полумрак, в ничто,
и смотрим на падающий нам под ноги звёздный фейерверк.

Его отсветы, как в витражах беспокойных туманов, играют в твоём одеянье.
Мудрый в своей простоте, как амёба, и щедрый, словно Гольфстрим,
разум Истории выбирал тебе платье, как снежным бриллиантином,
усеянное блёстками звёзд.

В примерочной – между зеркал – ты, любуясь нарядом, встречаешь свои отражения.
Их очень много: вот слышны залпы грома, с другой стороны пышит зноем.
А впереди – габаритными огнями, как лайнеры над аэродромом,
мерцают колоссы галактик. Уводя за собой, в бесконечность...

Так многолика Природа...

Мы ждём чуда в ту ослепившую меня ночь.
И оно происходит...
Несравненное чудо, вряд ли когда виденное человеческим глазом.

Залив Вселенную призрачным селеническим огнём,
новое зеркало засверкало под сводами обновлённого Планетария.
Мир потерял привычные свойства и очертания,
исчезли границы его измерений и временные пределы.

Не стало пределов в ту ночь.

Её черты слегка опалесцируют в неземном свете.
Нельзя смотреть на влюблённых, но звёздам  —  всё можно!

Она негромко читает стихи.
И их незатейливый рисунок легко сплетается
с морозным узором созвездий в иллюминаторе огромного Неба.


___

1981



И такой, верите ли, энергозаряд
сообщила мне та звёздная ночь,
что с лихвой хватило его на оба тома этого Экосайта.

_

Следующий текст
ВОЗВРАТ в Оглавление 2го тома